Личный сайт адвоката Сидоренко Олега Борисовича

Жестокое обращение с животными предосудительно и наказуемо. Наверное и я подвергнусь осуждению за то, что оказывал юридическую помощь (не защищал, а именно оказывал помощь по гражданскому делу, поскольку в возбуждении уголовного дела было отказано) пожилому сельчанину, который на самом деле жестоко поранил соседскую корову. Чисто по человечески — такой поступок не вызывает у меня положительных эмоций. И тем не менее я согласился представлять интересы этого гражданина по просьбе его сына.  «Гонорар, конечно ...» - криво усмехнется обыватель.  Да, не бесплатно, но я не считаю, что совершил тем самым неблаговидный поступок, либо поступился моральными принципами.     

Генрих Павлович Падва, известный адвокат, в этих случаях говорил о милости к падшим, цитируя Пушкина. Но его удивительное свойство в каждом подзащитном находить что-то достойное сострадания мне не присуще. Что же тогда?     Один мой знакомый, мировой судья в отставке, ныне, к сожалению, покойный, рассказывал мне, как трудно сдержать эмоции по отношению к явному подонку, как стиснув зубы, спокойно и ровно, стараясь не повысить голос, он вел процесс, и только в совещательной комнате мог выдохнуть и не торопясь начать писать приговор. И никак эти эмоции, добавлю от себя, на приговоре не отражались — наказание строго в рамках санкции в соответствии с исследованными в процессе доказательствами. Я тоже с трудом сдерживаю эмоции. Но в отличие от судьи, я могу выбирать себе подзащитного или доверителя. И в этом случае я не мог назвать подонком старика, у которого сдали нервы. Может все-таки милосердие? Нет, эмоциям не место в зале суда. Только закон и доказательства. Но каждый человек имеет право на то, чтобы с ним, что бы он ни совершил отвратительного и ужасного, обходились строго по закону. Никто не может быть поставлен вне закона. Задача адвоката в том, чтобы были строго соблюдены права подсудимого или стороны в гражданском процессе.  И если виновен,  если должен нести наказание — то в тех пределах, которые допускает закон.  Осознав это, можно брать на себя защиту любого обвиняемого, но... не все могут, и я не могу тоже, защищать всех без разбору. И если я пойму, что чувство неприязни поборет во мне профессионала, я не возьму на себя защиту.     

   Пенсионер возился в своем дворе по хозяйству, а в это время соседские коровы гуляли где не погодя. Уже несколько раз выгонял он коров со своего огорода с горечью замечая потоптанные растения и всходы. Не раз до этого он просил соседку привязывать коров в балке, она всего-то в 50 метрах от дома. А вместо этого она пускает коров по улицам, и наплевать ей, если к кому-то в огород залезут. И когда корова появилась на его огороде в очередной, четвертый или пятый раз, старик не выдержал: побежал, наливаясь злобой,  гнать коров тем, что было в руках. А в руках у него был небольшой топорик, которым он отесывал колья.     Потом он мне так и смог пояснить, зачем так уж необходимо было бить корову острием топора. Восьмидесятилетний старик бил беззащитное животное как врага. Корова убежала с кровавыми шрамами на теле.

    Может быть, корни такой жестокости уходят в глубь веков, когда крестьянин, бережа и лелея свою корову-кормилицу, с лютой ненавистью относился к хозяйским коровам помещика? Всего-то 150 лет прошло с отмены крепостного права, а от революции, национализировавшей помещичью собственность — и того меньше. Ведь было же - в период коллективизации крестьяне губили скот, не желая отдавать коров в колхоз. Не моя уже корова, так пусть подохнет. Всего-то, может, три поколения сменилось с тех времен,  вот так и передалось от недалеких предков  грубое и жестокое отношение к домашней скотине. Менялась власть, а у коров революции не было...     

Соседка обратилась в милицию с непременным желанием возбудить против соседа уголовное дело. Но жестокое обращение с животным наказуемо уголовно только в случае, если оно происходит на глазах малолетнего ребенка.  Но ребенок таки нашелся. Свидетелем той сцены оказался 14-летний мальчик, который равнодушно наблюдал за «корридой». Будучи опрошенным, он показал, что никаких чувств жалости эта сцена у него не вызвала. Да и по возрасту он уже не мог считаться малолетним. После отказа в возбуждении уголовного дела последовал иск в суд. Сумма иска вполне так потянула на стоимость одной с половиной коровы.     Потом, после окончания процесса, я спрашивал себя, почему при явной моей симпатии к потерпевшей стороне, я тем не менее стал на противную сторону?  Что было, если бы хозяйка коровы обратилась за помощью ко мне? Для меня абсолютно ясно, что мне не пришлось бы в этом случае ни составлять иск, ни участвовать в суде в качестве представителя истца, несмотря на то, что я к этому был готов. Почему? По той простой причине, что я не обманываю своих клиентов и говорю им правду как она есть. А правда состояла в том, что реальная сумма, которую мог бы взыскать суд с ответчика, по предварительным прикидкам никак не могла превысить 5000 рублей. Я, собственно, и предложил своему доверителю решить вопрос миром, уплатив пострадавшей данную сумму. Но тут вышло небольшое недоразумение — старик, оказывается,  под словами «решить дело миром» подразумевал выпить с соседкой самогонки и на том примириться. Пришлось объяснить, что мировое соглашение — это компромисс, уступка, как правило с обеих сторон.       Думаю, что та соседка отказалась бы сразу от моих услуг, услышав от меня о реальном исходе дела. Не интересен ей был иск на небольшую сумму, утверждаю это потому, что от нашего предложения она со смехом отказалась. Она обратилась к тому представителю (не юристу даже), который пообещал взыскать крупную сумму, причем либо по незнанию, либо заведомо вводя ее в заблуждение.       Считал и считаю, что предъявление заведомо необоснованных исковых требований должно быть наказуемо. Хотя бы распределением судебных расходов, понесенных ответчиком, это предусмотрено законом, но редко применяется.     На самом деле  суд присудил с моего доверителя сумму в два раза меньшую, чем я предполагал. Перед вынесением решения мировой судья буквально упрашивала истицу и ее представителя окончить дело миром, т.е. принять наши предложения.     Почему же истец не смог добиться того, чего хотел? Значительную часть суммы иска составило требование о компенсации морального вреда, что сразу меня озадачило. Я знал о том, что судом компенсируются физические и нравственные страдания, но... человека, а не коровы! Поскольку процесс проходил в чужом для меня городе, я осторожно попытался «прощупать» представителя ответчика на эту тему — что же она имела в виду. И получил настолько убедительный (по тону, но не по аргументам) ответ, что поначалу слегка опешил. Тем более, что судья, мне казалось, одобрительно поглядывает на представителя другой стороны. Но после я убедился в правильности своей позиции, и ее разделил суд. Таким образом компенсация морального вреда отпала. Другую часть иска, также весьма значительную, составляли требования о возмещении стоимости специального питания раненой коровы, которая, по утверждению истицы, не могла выходить на выпас. Нам удалось доказать, что корова могла пастись, и более того, выпас ей был необходим для быстрейшего заживления ран. К тому же и корм коровы не соответствовал ее возрасту и не способствовал выздоровлению. Еще легче было «отбить» требования о взыскании  якобы утраченного  хозяйкой коровы заработка.  Это требование было откровенно «дутым». Удовлетворенными остались только требования о взыскании реальных расходов на лечение коровы.     В апелляционной инстанции я попросил суд приобщить к делу документы, подтверждающие расходы доверителя на мои услуги и просил в соответствии с ними перераспределить судебные расходы. Тут то я и увидел, что представитель ответчика не так уж и безнадежна как юрист. Она мигом поняла в чем дело, и стала буквально умолять судью отказать мне в приобщении данных документов, ссылаясь при этом на тяжелое материальное положение истицы. Еще бы — сумма полностью перекрыла бы долг ответчика, и сверх того истице пришлось бы платить... ну нет, гонорар не был слишком большим, но... судья, немного помедлив, вернула мне документы со словами : «Вы подумайте, может быть сейчас это не нужно...».     К чести моего доверителя, он отказался в дальнейшем от взыскания судебных расходов, и это справедливо. Сумма причиненного им ущерба была небольшой, и он, я думаю, недолго оставался в должниках.